Лоуренс Кантер
Кат. 27. Фра Анджелико: Панели из Форли

Предполагается, что эти две небольшие панели, идентичные по размеру и оформлению — и теперь лишенные свого первоначального окружения — когда-то составляли часть переносного алтаря для личного применения. На оборотной стороне каждой картины все еще виден узор под искусственный мрамор, который часто украшал такие предметы, и который был бы виден, когда панели были сложены или закрыты. Впервые идентифицированные как автографы Фра Анджелико при их поступлении в Пинакотеку в Форли как часть завещания Миссирини в конце девятнадцатого века, они сохранили эту атрибуцию - она была принята большинством последующих ученых. Однако относительно их места - более раннего или позднего - в карьере художника были разные мнения, с различными предложениями их датировки от 1422 до 1446–1448 годов(*1).

Кат. 27.А. Фра Анджелико. Рождество

Кат. 27.B. Фра Анджелико. Моление о Чаше

Самое убедительное и глубокое обсуждение панелей Форли на сегодняшний день было опубликовано Роберто Лонги в 1940 году(*2). Признавая, что Анджелико заимствовал у Джентиле да Фабриано вызывающую воспоминания ночную обстановку Рождества, Лонги определил для отличающих обе эти композиции передовых пространственных и формальных решений как непосредственный источник мощный монументальный словарь Мазаччо и, соответственно, приписал эти работы периоду наибольшей восприимчивости художника к моделям Мазаччо - между 1425 и 1430 годами. Описывая массивные, прочно сочлененные фигуры в Молении о Чаше как «наиболее мазачевские лица, которые можно найти за пределами творчества Мазаччо», Лонги отметил, в частности, явное соответствие между фигурой задумчивого святого Петра и фрагментом фрески Мазаччо Чудо со статиром - того же апостола, преклонившего колени перед водой.

Не менее впечатляющей, чем статные типы фигур, населяющие эти сцены, по замечанию Лонги, является амбициозная, монументальная пространственная структура композиций, несмотря на их уменьшенный масштаб. В блестящем проявлении технической виртуозности хижина с крутым ракурсом, которая занимала центральное место в более раннем Рождестве из Миннеаполиса (кат. 17), а также в более поздних версиях этого сюжета У Анджелико, здесь повернута так, что ее можно рассматривать с под острым углом справа, с той же неукоснительно соблюдаемым уменьшением размеров в глубину, характерным для всех его архитектурных элементов. Выполненное, возможно, с учетом положения этой панели в исходной структуре слева, это решение отражает тщательное исследование художником законов одноточечной перспективы и принципов реалистического изображения. Точно так же в Молении о Чаше интеллектуальная адаптация Анджелико сцены к вертикальному формату панели приводит к более психологически заряженной и сложной версии традиционного сюжета. Вместо того, чтобы следовать типичной иконографии для спящих апостолов, которые обычно представляются как изолированная группа на переднем плане, композиция объединяется тщательно организованным размещением фигур в разных, наложенных друг на друга зонах, четко обозначенных по глубине садовой оградой и покатой крышей садовой хижины. Взгляд задерживается на каждой детали повествования - от прекрасно изображенного, лежащего на переднем плане святого Иоанна, облаченного в просторные синие одежды и опирающегося на руку, как павший воин древности; к Святому Андрею и Святому Петру на некотором расстоянии над ним; к молящимся фигурам Христа и ангелу в верхнем левом углу. Из других работ Анджелико того же определенного Лонги мазачевского периода, наиболее близкой к панелям Форли является серия сцен пределлы, распологавшихся вокруг Погребения Богородицы из Филадельфии (кат. 25 C), датируемой здесь примерно 1429 годом. Строгие соответствия, как по типам фигур, так и по пространственному расположению, между картинами Форли и двумя другими панелями из той пределлы, которые сейчас находятся в Сан-Марко и в Художественном музее Кимбелла в Форт-Уэрте, побудили Лонги, в частности, предположить, что они были частью того же самого комплекса. Признавая, что все эти работы действительно должны быть одновременными по дате, Поуп-Хеннесси(*3) справедливо отметил, что они на самом деле не могли принадлежать одному алтарю, просто исходя из технических соображений, и предложил, чтобы панели Форли могли, вместо этого, быть крыльями небольшого триптиха.

Физическое состояние панелей - а они сохранили свои первоначальные края -казывает на то, что независимо от того, были они включены в диптих, триптих или более крупную повествовательную структуру, они никогда не соединялись вместе на петлях. Существование переносных алтарных образов, состоящих из независимых элементов, предназначенных для установки бок о бок без постоянного соединительного устройства, недавно было подчеркнуто Виктором Шмидтом(*4), который цитирует сохранившиеся сиенские образцы четырнадцатого века с двумя или более сценами. Среди существующих диптихов, составленных из повествовательных сцен, как с петлями, так и без них, по-видимому, нет ни одной, которая сочетала бы сюжет Рождества Христова с сюжетом Моления о Чаше — эпизода, изображаемого реже других и обычно включаемого только в полный цикл Страстей. Хотя это, казалось бы, подтверждает, что панели Форли когда-то были частью более обширного комплекса, стоит упомянуть известное флорентийское исключение, когда сюжет Моление о Чаше был помещен в центр главного алтаря: панель Лоренцо Монако в Галерея Академии. Хотя, предположительно, он был сделан для церкви Санта-Мария-дельи-Анджели,...

... Текст страницы 137 отсутствует ...

Л.К.

Сноски:

(*1). См. Вироли 1980, стр. 32-34 (с более ранней библиографией); Спайк 1996, стр. 236-37; Бонсанти 1998, стр. 114-15.

(*2). Лонги 1940 (1975 изд.). стр. 40-41.

(*3). Поуп-Хеннесси 1974, стр. 226.

(*4). Шмидт 2002, стр. 395-419, особенно стр. 403-6.

(*5). Эйзенберг 1984, стр. 271-89; Бент 1984, том I, стр. 388-91.

(*6). «Посему, так как он был настоящим человеком и поставлен в великую скорбь, как человек, пожалей Его как можно более лично. Рассмотри и созерцай с настойчивостью все действия и скорби Господа твоего» («Размышление о Страстях Христовых перед утренней", в Бонавентуре, изд. 1977 г., стр. 324).

(*7). Другая сцена, которая, возможно, имеет некоторое отношение к этой интерпретации Моления о Чаше, — это панель, приписываемая Мазаччо в Альтенбурге, Германия (Пенндорф, 1998, стр. 46), в которой Моление о Чаше сочетается с Причастием Святого Иеронима, подчеркивая евхаристическое значение темы. Не менее интересным является упоминание небольшой таблички с надписью «Христос на Елеонской горе» («una tavoletta dipintovi storia di Cristo di Monte Uliveto») в описи дворца Медичи 1492 года (Спаланзани и Гаэта Бенда 1992, стр. 80); картина, которая тогда находилась в спальне Пьетро, указана вместе с небольшой панелью Благовещения, указанной в описании как «греческая работа».

c-rover
2018 - 2023